24.03.2008 Политика

Журнал The New Times: междуцарствие - ощущение смуты

Но вероятность, что случится и первое и второе, почти равновелика. Ни предугадать, ни предотвратить — невозможно.



Евгения Альбац



В Санкт-Петербурге 2 марта был за­­дер­­­­­­жан лидер петербургского «Яб­­лока» Максим Резник. Задержан и заключен в СИЗО как особо опасный преступник.

11 марта Григорий Явлинский встречался с президентом. Как нам сообщили СМИ, говорил и о ситуации с Резником. Утверждают, что Путин на это ответил своим стандартным тезисом — судебная власть-де у нас независима, вмешиваться не может. Но если там есть эксцессы со стороны исполнителей, разберется.

За этой встречей последовала прокурорская проверка питерского «Яблока» и его выселение из занимаемого им помещения. К Максиму Резнику перестали пускать даже мать: якобы через нее Резник передает на волю указания своим политическим сторонникам. Так, кстати, стало окончательно ясно, что дело сугубо политическое и связано с объединительной конференцией демократов, которая должна состояться 5 апреля в Питере и мотором которой был именно Резник.

21 марта городской суд Санкт-Петербурга вдруг решил выпустить Максима Резника из-под стражи. Ровно в тот же день Дзержинский суд города вернул к жизни и закрытый два месяца назад Европейский университет в Санкт-Петербурге (об этом читайте на стр. 22).

Очевидно: один клан работает на ужесточение ситуации, другой — то ли страхуя свои риски, то ли стремясь создать правильные декорации перед инаугурацией Дмитрия Медведева 7 мая, пытается действия силовиков купировать. Однако это вовсе не значит, что завтра «купированные» не предпримут новых усилий, дабы окончательно развеять имидж «преемника-либерала» и поселить в согражданах страх.

Собственно, события с обысками в ТНК- BP и обвинениями сотрудника компании в «промышленном шпионаже» — тому живой и зримый пример.

Не новость, что ФСБ уже не первый год точит зуб на компанию, половина в которой принадлежат врагам нового времени — англичанам. Как не новость и то, что «Газпром» имеет виды на ТНК-BP и просматривает варианты ее поглощения (см. The New Times № 15 от 21 мая 2007 г.) К тому же сейчас обе стороны ведут трудные переговоры по покупке «Газпромом» Ковыктинского газового месторождения у ТНК-BP: когда начинаются аресты и обыски, цена имеет обыкновение падать.

Как известно, когда паны дерутся, у холопов чубы трещат. В зыбкое время междуцарствия чубы могут начать трещать у многих — если подвернуться под руку. Чего нам еще ждать?





Владимир Путин, кажется, решил свою главную проблему: как, не перераспределяя полномочий между президентом и премьером, сохранить контроль над силовиками. Ровно для этих целей, утверждают, создается мегаструктура — Федеральная служба расследований, которая будет подчинена непосредственно правительству.



Илья Барабанов



Идея объединить Следственные комитеты всех силовых ведомств в одну единую суперструктуру об­­­­­­­суж­­­далась в Кремле еще с конца 1990-х годов. Но дальше обсуждений дело так и не сдвинулось. Теперь о создании российского аналога американского ФБР заговорили уже на самом высоком уровне. Названы даже приблизительные сроки создания ФСР — осень 2008 года.



Силовая арифметика

Платформой для создания ФСР должен стать Следственный комитет (СК) при МВД. Наиболее многочисленная из всех имеющихся структур: если в Следственном комитете Федеральной службы безопасности насчитывается всего 1000 человек, в СК при Генпрокуратуре — 18 тысяч, то в распоряжении такой же службы МВД — 44 тысячи «следаков». Объединение пройдет в два этапа. Сначала на базе двух главных управлений СК при МВД — «по расследованию организованной преступной деятельности против экономической безопасности» и «по расследованию организованной преступной деятельности против общественной безопасности» — в ближайшее время должно быть создано единое Главное следст­венное управление (ГСУ). Затем новая структура начнет разрастаться за счет передачи ей штатных сотрудников СК при Генпрокуратуре, СК при ФСБ и ряда подразделений Госнаркоконтроля.

Те управления СК МВД, что не вольются в новую мегаструктуру, должны стать основой для создаваемого Департамента дознания МВД РФ. Утверждают, что позже эта структура может стать самостоятельным ведомством, в которое вольются дознаватели из таможни, наркоконтроля, Службы судебных приставов, ФСБ, ФСО и Службы внешней разведки.



Перемена мест слагаемых

Смысл подобной перетряски силовых ведомств очевиден. Многие аналитики гадали, как же Путин собирается решить проблему с силовиками: согласно федеральному закону о правительстве и указу президента № 649 от 20 мая 2004 года эти ведомства со «звездочкой» подчиняются президенту РФ. То есть после 7 мая — Дмитрию Медведеву. Передать все 15 силовых ведомств премьеру Путину — проблема небольшая: для внесения изменений в федеральный закон требуется одобрение двух третей Госдумы. Однако Путин обещал, что, став председателем правительства, не будет перераспределять полномочия между президентом и премьером. Причем, если министр внутренних дел входит в кабинет министров и тем опосредованно подчиняется и премьеру, та же Федеральная служба безопасности функционирует автономно от Белого дома и «заточена» исключительно на Кремль. Забирая у Лубянки Следственный комитет (а с ним и службы оперативного наблюдения), Путин сильно ослабляет ФСБ. Что же касается суперведомства ФСР, то оно будет подчиняться напрямую премьеру: следовательно, Путин сохранит столь необходимые в условиях авторитарного режима каналы информации, равно как контроль над друзьями и недругами. Контроль над администрацией президента в том числе.

Осенью 2007 года одно «суперведомство» — СК при Генпрокуратуре — уже создавалось. Как утверждают, Владимир Путин поставил во главе этого комитета своего давнего знакомого Александра Бастрыкина, надеясь, что тот сумеет сохранить независимость и не станет еще одним участником внутривидовой «войны силовиков»1. Однако именно это Бастрыкину и не удалось: очень скоро заговорили, что он присоединился к клану, возглавляемому заместителем главы администрации президента Игорем Сечиным и директором ФСБ Николаем Патрушевым. Баланс сил не был сохранен.

Создание ФСР на базе СК при МВД означает раннюю смерть ведомства Бастрыкина, которое толком так и не сумело заработать. Но самое интересное, естественно, кто возглавит ФСР, потому что если утечки из Кремля подтвердятся, то главу нового суперведомства вполне можно будет считать третьим (после Медведева и Путина), если не вторым (после Путина) человеком в государстве.



Пасьянс

В руководители ФСР прочат как минимум трех видных и конкурирующих друг с другом силовиков. В шорт-листе: Александр Бастрыкин, что будет означать резкое усиление клана Сечина и конец всяческим иллюзиям о «медведевской оттепели». Правда, здесь есть несколько нюансов. Во-первых, Игорь Сечин после инаугурации Дмитрия Медведева переедет вместе с Владимиром Путиным в Белый дом. Во-вторых, по информации The New Times, в самое ближайшее время возможна отставка другого лидера этой группировки — директора ФСБ Николая Патрушева по причинам ухудшающегося состояния здоровья. Так что помимо борьбы за создающийся ФСР силовики в настоящий момент дерутся еще и за право возглавить ведомство на Лубянской площади.

Среди возможных руководителей ФСР называют и нынешнего главу Федеральной службы наркоконтроля Виктора Черкесова, которого часто называют лидером другого клана силовиков, ведущего непримиримую борьбу с теми, кого сам Черкесов в известной статье в газете «Коммерсантъ» назвал «торговцами» от КГБ — как антитеза «воинам» из чекистского сообщества. Противостояние между двумя силовыми кланами стало публичным после того, как 2 октября 2007 года оперативники ФСБ и сотрудники Следственного комитета при Генпрокуратуре РФ задержали начальника департамента оперативного обеспечения Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков генерал-лейтенанта Александра Бульбова. Ведомство Бульбова отвечало за оперативную поддержку громкого дела «Трех китов». На свободу Бульбов не вышел до сих пор. Впрочем, стоит отметить, что другие собеседники The New Times прочат Виктора Черкесова на пост директора ФСБ.

Наконец, третья кандидатура на пост главы ФСР — начальник Следственного комитета при МВД Алексей Аничин. Генерал-майор юстиции Аничин, сокурсник Путина, был назначен на свой пост в апреле 2006 года. К моменту его прихода в МВД пост главы СК пустовал уже больше года.

О Владимире Путине часто говорят, что «он держит бога за бороду». Держит или нет — неизвестно, но в аппаратных комбинациях ему, очевидно, нет равных: не переписывая под себя ни Конституцию, ни закон о правительстве, уходящий президент выстраивает структуру власти, в которой он будет не только «национальным лидером» — чиновником, в руках которого будут все главные инструменты верховной власти в стране. Что в этой ситуации будет делать президент Медведев — остается только гадать.





Избранный президент Дмитрий Медведев идет по пути старшего товарища и создает исследовательский центр — Институт современного развития (ИСР), который должен стать фабрикой грядущих реформ. Правда, пока неясно, создает ли этот мозговой трест команда Медведева или же команда старая, ведомая Владиславом Сурковым.



Илья Барабанов





И по сути, и по своему составу только что открывшийся Институт современного развития (Дмитрий Медведев возглавил его попечительский совет) очень напоминает знаменитый Центр стратегических разработок (ЦСР) Германа Грефа, созданный в 1999 году в «Александр-хаусе» на Б. Якиманке и разрабатывавший программу реформ для Владимира Путина. Среди фигурантов первого публичного заседания ИСР — руководитель экспертного управления президента Аркадий Дворкович и министр экономического развития Эльвира Набиуллина: оба были и в Центре Грефа. На Б. Якиманке (хотя и с разным влиянием и допуском к «телу») в свое время были заметны и Владимир Мау, ныне ректор Академии народного хозяйства при правительстве РФ, и директор Института экономики РАН Руслан Гринберг, и профессор экономфака МГУ Александр Аузан, и научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин — все они дали согласие трудиться в Центре Медведева. Евгений Гонтмахер, тоже принявший предложение избранного президента, осенью 1999 года работал в аппарате правительства — возглавлял департамент социального развития. Назначенный руководить Институтом Игорь Юргенс является действующим вице-президентом «профсоюза олигархов» — РСПП: очевидно, что владельцы «заводов, газет, пароходов» будут счастливы поделиться с новым центром не только интеллектуальным ресурсом. Из тех, кто ранее не был замечен в команде «либералов», в ИСР согласились участвовать министр связи Леонид Рейман и вице-спикер Госдумы Олег Морозов.



Меню стратегий

ЦСР Грефа в начале нового века был центром надежд: сюда несли идеи, здесь спорили и писали программные документы не самые худшие представители российского интеллектуального сообщества. Однако главный труд ЦСР — «Стратегия социально-экономического развития страны до 2010 года» по большому счету стал кладбищем тех надежд и идей, мало что оказалось реализовано. На этом кладбище — надгробия над реформой судебной системы, пенсионной реформой, ЖКХ, реформой армии, административной реформой. По сути, там «лежат» все структурные реформы, которые должны были составить альфу и омегу алкаемой в начале века интеллектуалами «авторитарной модернизации». Модернизации не получилось. Зато с авторитаризмом — полный порядок, грустно говорят собеседники The New Times.

Для Медведева экономисты пишут уже дру­­гие доклады. Первый — «К программе социально-экономического развития России (2008–2016)» — уже презентовали. Авторы прописали плохой сценарий, грозящий, по их мнению, экономической катастрофой, и указали, что надо сделать, чтобы к 2020 году Россия окончательно стала «великой державой», а россияне почувствовали, что счастье не просто рядом: оно уже пришло — вот оно. (Подробнее об этом — на стр. 20.) Избранный президент ученых внимательно выслушал. Кремлевские СМИ сообщили о встрече под уже привычным соусом: «Дмитрий Медведев — либерал».

Поговорить в очередной раз о «медведевской оттепели» дало повод как раз создание ИСР, в конце концов, не часто сотрудничать с Кремлем приглашают тех, кто еще вчера писал программы для оппонентов власти, — того же Евгения Гонтмахера, который был доверенным лицом экс-премьера Михаила Касьянова в не случившейся для последнего президентской кампании. Впрочем, по данным собеседника The New Times, созданием института и подбором экспертов занимался не сам Медведев и даже не его команда. Пока ИСР — структура, контролируемая командой Владимира Путина. Хотя в президентской администрации не исключают, что в будущем институт может обрести некоторую независимость. Случится это в том случае, если ИСР докажет свою эффективность и займет первое место среди уже давно функционирующих аналогичных структур, обслуживающих Кремль. А конкуренты у него есть, если и не по интеллектуальному потенциалу, то по административному — вне всяких сомнений. Это прежде всего «Клуб-2020», создаваемый по инициативе «Единой России» и, главное, заместителя главы кремлевской администрации Владислава Суркова. Работать «Клуб-2020» должен начать после инаугурации, на первое заседание клуба ждут Владимира Путина и Дмитрия Медведева. Правда, за столом с президентами будут не интеллектуалы, а скорее практики пиара, ныне парламентарии — издатель и держатель многих прокремлевских интернет-ресурсов Константин Рыков и бывший пресс-секретарь движения «Наши» Роберт Шлегель.

В отличие от «Клуба-2020», который собирается черпать идеи в «Единой России», в основу Института современного развития легли три структуры: РИО-Центр, экономическая группа «Сигма» и Совет по национальным проектам. РИО-Центр пару лет назад был создан при активном участии отнюдь не славящегося излишним либерализмом Института экономики РАН и Курчатовского института, которым руководит близкий друг Владимира Путина Михаил Ковальчук.



В поисках смысла

Директор Центра политической конъюнктуры России Михаил Виноградов полагает, что ИСР создается в помощь Медведеву, которому необходимо поддерживать имидж человека новой формации. Об этом же говорит и один из членов попечительского совета ИСР Евгений Ясин: «Власть хочет создать мозговой центр, который работал бы на Медведева». Один из создателей группы «Сигма», экономист Александр Аузан объясняет смысл создания института несколько иначе. По словам Аузана, эксперты еще два года назад начали работать над возможными сценариями развития страны. При этом, утверждает Аузан, он и его коллеги апеллировали в первую очередь не к власти, а к обществу. Эксперты исходили из того, что в 2008 году Кремль непременно столкнется с целым рядом проблем в ходе передачи власти от Путина к преемнику, и надо было заранее просчитывать возможные риски. «Окно возможностей приоткроется, и к этому надо быть готовым», сказал тогда Игорь Юргенс, — вспоминает Аузан. — Цель института — создание структуры, которая будет продвигать во власть идеи правильного развития страны». Для эффективности работы, по мнению Аузана, необходима обратная связь между Кремлем и экспертами. А ИСР с Медведевым во главе попечительского совета как раз обеспечивает эту связь. «Речь не идет о сотрудничестве с властью, — особенно подчеркнул Аузан. — Речь идет о диалоге, который мы уже много лет ведем с обществом и властью». Впрочем, другие собеседники The New Times утверждают, что главная задача ИСР — обеспечение нового президента экспертной информацией в условиях, когда основные каналы знания о реальном положении дел в стране находятся под контролем силовиков. «Если Медведев хочет стать не куклой, а реальным президентом, ему просто необходимы свои источники информации. В противном случае он станет заложником тех же силовиков: захотят поделиться с ним информацией — дадут, не захотят — он будет выглядеть мальчиком, которому позволили подержаться за трон».

Есть и другая опасность: что, как бы ни именовался мозговой трест Медведева, им захочет порулить идеолог «суверенной демократии» Владислав Сурков. Тем более что ходят упорные слухи, будто Путин настаивает, чтобы главой администрации преемника стал именно Сурков. Медведев, утверждают, пытается отбиваться, но силы слишком неравны.



Пан или пропал

Насколько окажется эффективным диалог интеллектуалов с властью, о чем говорит профессор Аузан, сказать сложно. История Центра Грефа дает большие основания для пессимизма. Хотя и Аузан, и Ясин считают, что до определенного момента Центр Грефа был вполне эффективен. «Центр Грефа результативно работал примерно до конца 2003 года, — считает Аузан. — Удалось, например, снизить административные барьеры. Но в конце 2003 года произошел перелом». Перелом — это парламентские выборы, на которых с треском провалились демократические партии, и старт «дела ЮКОСа». Однако Аузан, не исключая похожие риски, тем не менее считает, что надо пытаться предлагать Кремлю альтернативы. Во всяком случае, пока не найдут альтернативы интеллектуалам ИСР. Как там у Грибоедова: «Служить бы рад, прислуживаться тошно»? Избегут ли последнего интеллектуалы при Медведеве — возможно, самый главный вопрос.





Цель любой административной реформы — снижение стоимости услуг бюрократического аппарата для граждан и бизнеса. «Лучшее правительство меньшей стоимости» — квинтэссенция каждой такой программы.

Подобные изменения проводятся, как правило, по двум причинам: перед выборами или после экономического кризиса, который нередко и является причиной коллапса. Россия пошла по первому сценарию, а Новая Зеландия — по второму. Но у России все впереди...





Дмитрий Крылов



Реформа должна была достигнуть следующих результатов. Во-первых, отделить власть от бизнеса. Для этого выстраивалась четкая трехступенчатая структура правительства РФ: министерства — агентства — службы. Для каждого блока определялись базовые и устранялись дублирующие и непрофильные функции: министерства должны были выполнять только политические и регулятивные функции, агентства наделялись исполнительно-распорядительными, службы и надзоры контролировали деятельность агентств.



Реформа на бумаге

Для архитекторов реформы принципиально важными были два момента: первый — не допустить агентства к принятию стратегических решений, ибо их участие означало возврат к старым коррупционным схемам. Второе — не допустить министерства к реальному распоряжению деньгами, выделяемыми на реализацию тех или иных проектов. Результат подобных новшеств, по плану, — снижение коррупции. Разрабатываемая система «проблемно-ори­­­ен­­ти­­­­рованного» управления, когда вице-­премь­еры отвечают за конкретные проекты, а не за ведомства и отрасли экономики, должна была повысить качество госуправления. Такое правительство должно было перейти на результативную модель управления (для каждого проекта задана четкая цель, сформулированы ожидаемые результаты и определены верхние границы затрат) вмес­­­­­то затратной.

Предполагалось повысить контроль за исполнительной властью со стороны общества и других ветвей власти. Подотчетность, открытость и понятность услуг бюрократической системы для населения — не пустой звук. По подсчетам Центра стратегических разработок (ЦСР), российская экономика теряет от 1% до 1,5% темпов роста ВВП в год от неэффективности госаппарата, и сегодня тенденции к снижению этого показателя нет.



Реформа в реальности

Но если поручить бюрократии реформировать саму себя, то на процессе можно ставить крест. Что и случилось. «Все начинания государства, как только они стартуют, обрастают каким-то аппаратом. И этот аппарат заинтересован в том, чтобы любой проект продолжался вечно», — заявил в интервью The New Times научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин.

Процесс реформирования исполнительной власти был запущен в марте 2004 года, а уже через полгода стало ясно — реформа буксует: трехзвенная система не работала по той причине, что министры отказывались признавать за агентствами и службами самостоятельную роль. В январе 2005 года от идеи проблемно-ориентированного (иначе — функционального) управления отказались на практике: Михаил Фрадков, будучи председателем правительства РФ, перераспределил между своими замами (Жуковым, Медведевым и Ивановым) и руководителем аппарата Белого дома (Нарышкиным) конкретные ведомства, что противоречило духу и целям реформы.

В октябре 2007 года были созданы государственные комитеты по делам молодежи (руководитель — Василий Якеменко) и по рыболовству (Андрей Крайний), которые не вписывались в трехуровневую систему. «Созданные комитеты являются, на мой взгляд, совершенно бессмысленными, — комментирует зампредседателя Внешэкономбанка Сергей Васильев, работавший первым замом руководителя аппарата правительства в 1997–1998 годах. — Их образование как раз является примером отхода от тех принципов, которые были заложены в реформе».



Все еще впереди

В начале марта текущего года председатель Госдумы Борис Грызлов предложил отказаться от трехуровневой системы, включив в состав министерств агентства и службы. Он фактически повторил слова Владимира Путина, который поставил удовлетворительную оценку существующей системе власти на ежегодной пресс-конференции в середине февраля.

«Я глубоко убежден, что реформа не провалилась, — отметил в интервью The New Times заместитель руководителя Рабочей группы по подготовке и разработке административных регламентов, первый проректор ГУ-ВШЭ Лев Якобсон. — Факт в том, что система исполнительной власти сегодня работает эффективнее, чем несколько лет назад. Да, есть свидетельства того, что масштабы коррупции не сокращаются, но они во многом определяются средовыми факторами».

Но если важнейшей целью реформы постулировалось снижение коррупции, а мздоимство, наоборот, выросло, то означает ли это, что реформа удалась? По уровню восприятия коррупции двенадцать лет назад наравне с Россией располагались такие страны, как Венесуэла, Парагвай, Ливия, Замбия, Кения, Пакистан. В 2000 году, перед стартом реформы, — Эквадор, Чад, Ливия, Кения, Индонезия, Туркмения, Узбекистан, Украина. В 2006 году — те же Индонезия, Кения, Узбекистан, Казахстан, Пакистан1. Прогресса нет, есть регресс.

Утверждать, что реформа провалилась, не берется и Сергей Васильев: «Реформа не провалилась и не зашла в тупик, потому что правительство, слава богу, работает. Если говорить о моей позиции, то она формулируется так: в 2004 году не стоило переходить на трехуровневую схему, но если уже перешли, то возвращаться обратно неправильно».

«При тех ограничениях, которые наложены на реформу, добиться успеха невозможно: нельзя трогать структуры и институты, которые составляют нынешнюю политическую систему, но при этом нужно перестраивать структуру самого аппарата, насыщать его функциями, кадрами, лучше платить чиновникам, обеспечивать стандартизацию выполнения их работы, — считает Ясин. — Свободные СМИ, действующий парламент, реальное разделение ветвей власти, независимый суд, конкурентные и свободные выборы обеспечивают надзор общества за властью».

Существующие ограничения и отсутствие силь­­­ного общественного контроля за властью свидетельствуют о том, что политическое руководство не было заинтересовано в этой реформе, отметил в интервью журналу Павел Кудюкин, один из разработчиков реформы, а ныне — заведующий отдела Методологии бюджетного планирования Института статистических исследований экономики знания ГУ-ВШЭ: «Сингапур, в котором режим далеко не демократический, провел административную реформу и осуществлял борьбу с коррупцией довольно эффективно, потому что руководство страны четко сформулировало цель и задачи изменений и было заинтересовано в этом».



Сухой остаток

Так что же получилось? Закрытая и жесткая бюрократическая структура, которая по всем критериям напоминает французскую модель. Федеральный закон «О государственной гражданской службе РФ», принятый в 2004 году, закрепил ее кастовый характер, а «политические назначенцы» выведены за рамки действия этого закона (т.е. ответственны лично перед президентом и больше ни перед кем). Предпосылки для извлечения бюрократической ренты не были устранены.

Такая система жизнеспособна, и пример Франции тому подтверждение. Только один маленький нюанс: в стране сыров и вин работают независимые газеты и радио, а парламент — площадка для дискуссий и лоббирования интересов. Отечественная бюрократия неподконтрольна, а значит, всевластна.



Два царя.

В ожидании перехода власти из рук президента Путина в руки президента Медведева, при котором старый президент станет новым премьер-министром, все только и делают, что голову ломают: как же все-таки эта штука будет работать?

Вспоминают старый, дореволюционный еще, анекдот:

Офицер спрашивает солдата:

— А скажи-ка мне, братец, что есть двуглавый орел?

Солдат, вытянувшись по стойке «смирно», рапортует:

— Урод, ваше благородие!



Евгений Киселев





Большинство сходится на том, что двоевластие — конструкция столь же нежизнеспособная, как византийский двуглавый орел в реальной жизни. Излюбленный тезис спорщиков: не было такого, чтоб в России было два царя. На самом деле — все уже было.

Целых четырнадцать лет — с 1682 по 1696 год — на Руси одновременно царствовали два государя: Петр I и Иван V. Они были малолетними сыновьями преждевременно ушедшего в мир иной царя Алексея Михайловича, что существенно — от разных жен. Мать Ивана была из бояр Милославских, мать Петра — из конкурирующего рода Нарышкиных. Иван был ребенком болезненным, слабоумным, полуслепым. Но он был старше, и значит, стоял первым в линии престолонаследия. Петр был здоровым и талантливым.

Тогдашний патриарх принял трудное решение: провозгласил царем и благословил одного Петра. Хотя у будущего первого русского императора династических прав было меньше, все понимали, что Иван не сможет править. Но это — в будущем, а пока оба царевича были детьми, править за любого из них намеревались родичи. Милославские пошли на Нарышкиных, среди московской знати разгорелась жестокая борьба за власть. В Кремле вспыхнул стрелецкий бунт, многие из Нарышкиных были убиты. Чтобы прекратить кровопролитие, нашли компромисс: на трон возвели обоих братьев. Наступило двоецарствие. Но когда Петр вырос и возмужал, он, как сказали бы современные политологи, консолидировал власть, а Иван отказался от всех полномочий и до самой своей смерти лишь формально занимал место на троне рядом с Петром.



Политический маскарад

Был и другой — единственный в своем роде — случай, когда русский царь формально отказался от престола, а потом вернулся. Причем не кто-нибудь, а сам великий властолюбец Иван Грозный. Осенью 1575-го в Успенском соборе Кремля вместо него на царство был венчан касимовский хан Симеон Бекбулатович. Его провозгласили великим князем Всея Руси, а Грозный стал именоваться князем Иваном Васильевичем Московским. Формально страна была разделена на владения Симеона и на «удел» Ивана. Фактически правителем государства оставался Иван Васильевич, хотя, по словам Пискаревского летописца, он «ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех. А как приедет к великому князю Симеону, и сядет, далеко, как и бояря, а Симеон князь велики сядет в царьском месте».

Этот, по выражению Ключевского, «политический маскарад» остается одной из неразгаданных тайн отечественной истории. Чаще всего называют версию, будто Грозный был напуган предсказаниями волхвов, напророчивших, что в тот год будет «московскому царю смерть», и решил обмануть судьбу, сделав московским царем другого. Через 11 месяцев Симеон получил в удел земли в Твери, а Иван Грозный снова стал царем и правил Россией еще почти восемь лет.

Больше в истории России не было ни двоецарствия, ни единого случая, чтобы рядом с новым правителем в каком-то качестве продолжал действовать на политической арене его предшественник.



Люди возле трона

Случалось, однако, что рядом с правителями, особенно молодыми, недавно пришедшими к власти, стояли политически равновеликие фигуры. Правой рукой ца­­ря-освободителя Александра II, главным сторонником и двигателем либеральных ре­­форм, к тому же, по мнению многих современников, гораздо более цельной и волевой личностью был старший из его братьев — великий князь Константин Николаевич, бессменный председатель Государственного совета, глава комитета по крестьянской реформе, командующий военно-морским флотом, и прочая, и прочая.

Но 1 марта 1881 года император погибает от рук террористов-народовольцев. Одно из первых кадровых решений, которое принял его сын, новый царь Александр III, — отправить могущественного дядю-либерала на покой. Заметьте — вопреки доселе незыблемой традиции, согласно которой великие князья в отставку не уходили.

23 мая 1881 года Константин Николаевич, отдыхавший в своем крымском имении Ореанда, получил письмо от статс-секретаря Головнина. Текст прямо-таки для учебника политологии:

«Его императорское величество изволил приказать мне написать вашему высочеству <...>, что нынешние совершенно новые обстоятельства требуют новых государственных деятелей, что, вследствие этого, состоялись по высшему управлению новые назначения и что его величество желает, чтобы вы облегчили ему распоряжения, выразив готовность вашу оставить управление Флотом и Морским ведомством и председательствование в Государственном Совете. Государь находит весьма благородной и достойной уважения мысль, что великие князья должны служить всю жизнь, полагает, что великие князья не могут проситься в отставку, но, конечно, вправе выражать желание оставить ту или другую должность. Звание генерал-адмирала, как пожизненное, генерал-адъютанта, члена Совета, Председателя комитета о раненых и вообще все почетное должно оставаться. По получении ответа вашего высочества на это письмо, Государь сам будет писать вам. Его величеству весьма не хотелось бы произвести тяжелое впечатление, не сказав в указе: «согласно желанию». Сверх того, Государь желал бы, чтобы вы отдохнули, успокоились, чтоб обстоятельства изменились и чтобы ваше высочество, вполне располагая своим временем, не считали себя обязанным торопиться приездом в Петербург».

Великий князь Константин Николаевич немедленно ответил, что согласен на отставку со всех постов.



Спорь, но подчиняйся

При этом надо понимать: даже самые влиятельные члены императорской семьи были воспитаны в духе искренней, глубокой веры в божественное предназначение царя-самодержца. Когда Александр III умер и на престол вступил нерешительный и слабохарактерный император Николай II, большинству современников, включая ближайших родственников, очень скоро стало очевидно, что власть — неподъемный груз для этого милого и мягкого молодого человека. Но даже самые сильные и авторитетные из них повели себя удивительным образом. Старший из братьев покойного Александра III, великий князь Владимир Александрович, увидев, что Николай II тяготится его авторитетом, стал, по свидетельству мемуаристов, намеренно держаться в стороне от государственных дел.

Великий князь Александр Михайлович, оставивший самые подробные воспоминания о жизни при императорском дворе, пишет о своем отце, великом князе Михаиле Николаевиче, родном брате царя Александра II, который дожил до начала XX столетия и в годы царствования Николая II был старейшим из мужчин Романовых:

«Из них наиболее опытным был мой отец, так как его двадцатидвухлетняя служба во главе администрации на Кавказе научила его искусству управления. Он был бы идеальным советником молодого Императора, если бы не был столь непреклонным сторонником строгой дисциплины. Ведь его внучатый племянник был его Государем, и как таковому, ему, надлежало оказывать беспрекословное повиновение. Когда Николай II говорил ему: «Я полагаю, дядя Ми­­ша, что необходимо последовать совету министра иностранных дел», мой отец кланялся и «следовал совету» министра иностранных дел. Привыкнув видеть во главе России людей зрелого ума и непреклонной воли, Великий Князь Михаил Николаевич никогда не сомневался в конечной мудрости решений своего внучатого племянника, что аннулировало потенциальную ценность его всестороннего понимания вопросов управления Империей».



Выбор Медведева

Президент России, разумеется, не царь, хотя Ельцина за глаза называли царем, а инаугурация Владимира Путина до боли напоминала сцену торжественного въезда в Кремль государя-императора из михалковского филь­­ма «Сибирский цирюльник». Но главное — многовековая российская самодержавная тра­­диция в полной мере отразилась в действующей Конституции России, наделяющей президента страны едва ли не большей властью, чем та, что была у царя.

Сумеет ли, захочет ли Дмитрий Медведев эту власть употребить или сыграет роль современного Симеона Бекбулатовича, окажется ли он решительным и волевым правителем, как Александр III, или полной его противоположностью, как это случилось с Николаем II, — нам этого до времени знать не дано.